В море две линии обороны, одна проходит по базам противника, вторая – по вашим собственным базам.
Уинстон Черчилль.
Военно-морское превосходство супердержавы требует наступательных операций, проводимых самых вредоносным для противника способом.
Джон Леман
Атомная подводная лодка проекта 949 и ракетный крейсер проекта 1164. Этими силами можно и наступать, и обороняться
Битва щита и меча как никогда актуальна в вопросах военно-морского строительства. С тех пор как сила флотов перестала сводиться к количеству дульнозарядных пушек на борту деревянных кораблей, раздел ресурсов, выделяемых на флот между оборонительными и наступательными силами и средствами стал серьёзной «головной болью» для всех, кто принимал принципиальные решения. Строить миноносцы или линкоры? Океанские крейсеры или небольшие подводные лодки? Ударные самолёты берегового базирования или авианосцы с палубной авиацией?
Малый противолодочный корабль проекта 1124М. Предназначен для обороны
Это по-настоящему тяжёлый выбор – именно выбор, потому, что иметь и оборонительные силы, и наступательные одновременно нельзя. Никакая экономика этого не выдержит. Примеров множество. Сколько у США противолодочных корветов? Нисколько. А тральщиков? Одиннадцать или что-то около того. По планам ВМС США, когда наконец-то появятся противоминные модули для кораблей LCS, то флот купит по восемь комплектов на Атлантический и Тихоокеанский ТВД. Это практически ноль.
Правда, сейчас противоминное оборудование устанавливают на имеющиеся корабля – например, на эсминцы «Арли Берк». Но модернизированных таким образом эсминцев мало, и с противоминной подготовкой экипажей не всё гладко, фактически, «Берки» полностью готовы только к выполнению задач по ПВО корабельных соединений, отдельные корабли ещё могут перехватывать баллистические ракеты, с остальным есть проблемы.
В истории есть пример страны, которая попробовала иметь всё – и силы для атаки, и силы для обороны. Это был СССР.
В Советском ВМФ были огромные по численности прибрежные силы – сменяющие друг друга торпедные и ракетные катера, малые ракетные и противолодочные корабли, малые десантные корабли, дизельные подводные лодки относительно небольшого водоизмещения, базовые противолодочные вертолёты Ми-14, самолёты-амфибии. Были береговые войска с большим количеством ракет на автомобильном шасси. Было и ещё кое-что – огромная, численностью в сотни машин, морская ракетоносная авиация. Всё это стоило совершенно фантастических денег, особенно МРА – сотни самых лучших в мире бомбардировщиков, вооружённых самыми лучшими в мире тяжелыми ракетами и управляемые самыми лучшими в мире морскими пилотами. Это было очень дорогое удовольствие, и во многом правы те, кто считает, что МРА по стоимости примерно соответствовала авианосному флоту. Но это было береговое оружие всё же, силы, с помощью которых берег можно было оборонять от вражеских кораблей. Оборонительный инструмент, не наступательный.
Однако у того же ВМФ СССР было и другое – атомные ракетные подлодки, большие дизельные ракетные подлодки, способные действовать в открытом океане, артиллерийские крейсера 68-бис, ракетные крейсера проекта 58, БПК проектов 61, 1134 (по сути – противолодочные крейсера, как ни странно это звучит), 1134Б, противолодочные вертолётоносцы проекта 1123 и целый выводок эсминцев проекта 30, и позже БПК проекта 61.
Некоторое время спустя появились более совершенные корабли – СКР проекта 1135б авианесущие крейсера 1143, с корабельными самолётами, эсминцы проекта 956, БПК проекта 1155 …
Список можно продолжать долго, в нём будут и всё более и более совершенные ракетные подлодки, и появившаяся «на излёте» 80-х «длинная рука МРА» – ракетоносцы Ту-95К-22, довольно многочисленная базовая противолодочная авиация и «под занавес» существования СССР – вполне полноценные авианосцы, из которых построить для себя, правда, смогли только один. Второй, как известно, сейчас служит в ВМС НОАК, а третий порезан на стадии готовности в 15%.
И СССР не выдержал. Нет, он конечно не выдержал и пяти видов Вооружённых Сил (СВ, ВВС, ВМФ, РВСН, ПВО), и шестидесяти четырёх тысяч танков в строю, и в целом армии, численно достаточной для одновременного завоевания НАТО и Китая, и войны против всего мира в Афганистане, и неэффективно управляемой и поэтому непрерывно стагнирующей экономики. Но и гигантские расходы на флот тоже дали о себе знать.
Отчасти стремление СССР объять необъятное было объяснимо. Прибрежные силы, лишённые «длинной руки», уязвимы перед ударом с моря. Например, мы имеем корабельную ударную группу из МРК, которые, однако, не выходят из зоны действия береговой авиации, дабы не быть перебитыми небольшим количеством самолётов противника. Но что мешает противнику поднять в воздух с авианосцев большие силы авиации, и на малой высоте, с подвесными топливными баками (и дозаправкой на обратном пути) кинуть их в атаку против наших МРК? Наши перехватчики? Но дежурные силы в воздухе априори не будут большими, и атакующий будет иметь численное превосходство, а значит, и МРК, и «страхующие» их перехватчики будут уничтожены, а когда по тревоге в воздух будут подняты основные силы и долетят к месту бойни, от противника уже и след остынет. В прямом смысле. Мощные силы в дальней морской зоне в теории придают боевую устойчивость силам прибрежным. Однако в настоящее время, различные виды разведки и базовая ударная авиация в целом позволяют не дать противнику спокойно атаковать даже и из ДМЗ.
Так или иначе, советская экономика не всего этого не выдержала.
В противоположность Советскому Союзу, американцы даже не рассматривали для себя возможности строительства оборонительных военно-морских сил. Адмиралу Зумвалту удалось «пробить» постройку всего лишь шести ракетных катеров – и это притом, что они должны были действовать вблизи территориальных вод стран Варшавского блока, то есть оборонительным средством являлись чисто номинально. Но не получилось…
Американцы понимали, что нельзя иметь всё. Надо выбирать.
Странам, бюджет которых ограничен, надо выбирать тем более. Россия – одна из таких стран.
Надо сказать, что на самом деле, экономика РФ позволяет построить довольно сильный флот. Но проблема в том, что, во-первых, нужно финансировать ещё и армию, и военно-воздушные силы, а во-вторых, флотов у нас четыре, и ещё одна флотилия, и в большинстве случаев, добиться того, чтобы на каждом направлении быть сильнее, чем потенциальный противник, мы не можем, а манёвр силами и средствами между ТВД почти полностью исключён, за вычетом морской авиации. Это делает выбор между обороной и наступлением ещё более сложным.
Но может быть всё не так плохо? Может быть, всё же можно обеспечить полноценные оборонительные силы, и какие-то возможности по выполнению задач в дальней морской зоне (у берегов Сирии, например, если нам попытаются противодействовать там) одновременно?
В России восемнадцать основных крупных военно-морских баз. Каждой из них в теории нужны противоминные силы. Это означает по бригаде из шести тральщиков на каждую ВМБ. Надо, однако, защитить выходящие из баз корабли от засад подводных лодок. И опять необходимо иметь десятки каких-то противолдочных корветов, функциональных аналогов малых противолодочных кораблей советской эпохи. Но ведь противник может атаковать берег крылатыми ракетами. А значит, нужна береговая ударная авиация, от полка до дивизии на флот. Например, дивизия на Северный флот, дивизия на Тихоокеанский и по полку на Балтику и Чёрное море. И ещё подлодки.
И вот тут начинаются проблемы. Две дивизии и два полка самолётов это эквивалент корабельной авиации достаточной для комплектования четырёх больших, примерно по семьдесят тысяч тонн, авианосцев. А пара сотен малых боевых кораблей всех классов (тральщики, противолодочные корветы, малые десантные корабли) по количеству личного состава оказываются сравнимыми с океанским флотом.
Экипаж современного корвета ПЛО может находиться в пределах 60-80 человек. На первый взгляд, это эквивалент одной четвёртой эсминца. Но командир этого корабля – вполне полноценный командир корабля. Это штучный «товар», которого не может быть много априори. Он «эквивалентен» командиру эсминца, а, накопив определённый опыт, и пройдя минимальное обучение – и командиру крейсера. Хорошим командиром не может быть кто угодно. И тоже самое относится к командирам боевых частей, пусть они и совмещённые на малых кораблях.
Допустим, у нас на четырёх флотах восемьдесят корветов ПЛО. Это означает, что мы держим на них восемьдесят высокопрофессиональных, опытных и дерзких (другие корвет ПЛО «не осилят», это не танкер) командиров кораблей. То есть почти столько же, сколько у американцев на всех крейсерах и эсминцах вместе взятых. А если у нас ещё столько же тральщиков и три десятка МРК? Это уже немногим меньше, чем ВМС США вообще, если не учитывать подводные лодки. Но при этом, мы и близко не получаем тех возможностей по использованию флота во внешней политике, которые есть у США. Не будем же мы для оказания давления на кого-то посылать к его берегам противолодочный корвет?
Россия более чем вдвое уступает США по населению. Глупо думать, что мы сможем сформировать больше экипажей (пусть и малочисленных) и воспитать больше командиров кораблей и боевых частей, чем есть у американцев. Это невозможно.
Но может тогда пойти путём США? При попытке нашей подлодки проникнуть в залив Хуан-де-Фука, ей придётся иметь дело не только с противолодочной авиацией ВМС США, но и с эсминцами. У американцев нет корветов, фрегаты они вывели из боевого состава, но использовать эсминцы для охоты на ПЛ, совместно с самолётами, им никто не запретит. С другой стороны, «Арли Берк» можно загрузить ракетами «Томагавк» и отправить наносить удар по Сирии. Он универсален в этом смысле.
Однако и здесь у нас ничего не получится. У США – огромный барьер в виде двух океанов, которые отделяют их от любого противника в Евразии, а любой противник в Евразии окружён плотным кольцом американских союзников и просто дружественных стран, помогающих Америке контролировать своих соперников прямо на их территории.
У нас не так, у нас японские, польские, норвежские и турецкие РЛС обеспечивают американцев разведывательной информацией, освещая для них обстановку в нашем воздушном пространстве и в наших водах, иногда и в базах, а ещё эти страны готовы при необходимости предоставить свою территорию для антироссийских операций. У нас же рядом с США только маленькая и «просвечиваемая» насквозь Куба. В таких условиях, полностью отказаться от оборонительных сил невозможно.
Вспомним военную операцию США против Ирака в 1991-м году. Иракцы выполнили минирование Персидского Залива, и два американских корабля подорвались на их минах. Стоит подумать – а если бы иракцы имели бы возможность провести минирование акваторий вокруг военных баз на территории США? Воспользовались бы они этой возможностью? Наверное, да. Так вот Россия – как раз и находится в настолько уязвимом положении. Большинство наших потенциальных противников находится близко к нам. Достаточно близко для того, чтобы наши базы необходимо было бы охранять как можно лучше.
Есть и третья проблема.
Флот – невероятно специфический род вооружённых сил. Помимо всего прочего, это выражается в том, что даже технические характеристики кораблей вплотную зависят от того, какие политические задачи ставит себе государство в целом. Например, китайцы активно готовятся действовать в Африке – и в их флот массово поступают десантные корабли, комплексные суда снабжения, плавучие госпитали на сотни койко-мест. Американцам критично осуществлять «проекцию силы» с моря на сушу. И у них, помимо того же самого, что и у китайцев, есть фантастически развитые транспортные силы, силы, обеспечивающие высадку второго эшелона морского десанта, и тысячи крылатых ракет для ударов по берегу. Ни одни вид вооружённых сил не зависит в такой степени от стратегических интересов общества в целом, и тех граничных условий, в которых оно вынуждено осуществлять свою политику. России это тоже касается.
Возьмём, например, экстремальный для многих вопрос авианосцев.
Если мы планируем использовать их для обороны, то акваториями, в которых они будут применяться в оборонительной войне, будут Баренцево море, Норвежское море, Охотское море, южная часть Берингова моря, и, при совпадении ряда обстоятельств – Японское море.
В этих акваториях (за исключением Японского моря) море часто бывает очень неспокойным, и для того, чтобы авианосец мог в них эффективно применяться, он должен быть довольно большим и тяжелым, иначе из-за качки с него очень часто невозможно будет взлететь (или вообще сесть, что ещё хуже). Фактически, «Кузнецов» — минимально возможный для таких условий корабль. А вот если мы собираемся доминировать в Средиземном море, Красном море, и Персидском заливе, то требования к авианосцу куда проще, и он может быть примерно как итальянский «Кавур», 30-35 тысяч тонн водоизмещения. Похожие зависимости действуют на все корабли. Надо ли, например, иметь возможность пускать КР «Калибр» с фрегатов? Ещё как. А если бы не существовало НАТО, враждебных режимов в Восточной Европе, Англии и США? Тогда вообще вряд ли военный флот понадобился бы, не говоря уже о ракетном оружии. Можно было бы «выдохнуть».
Таким образом, политические и стратегические Цели государства оказывают влияние на военно-морское строительство. В случае с Россией, они требуют иметь и оборонительные силы, и возможности действовать в дальней морской зоне, например в Средиземном море, хотя бы для недопущения прерывания «Сирийского экспресса». При этом, возможности экстенсивно наращивать и «москитный флот» из малых ракетных кораблей и корветов, и океанский флот из эсминцев и авианосцев, у России отсутствуют про причине недостаточной экономической мощи, и, скажем это вслух наконец – демографии. Плюс фактор того, что у нас не один флот, а четыре изолированных, действующих в разных условиях.
Что же в такой ситуации делать?
Для начала – определить задачи и граничные условия.
Условно говоря – не корветы ПЛО нам нужны, а сама ПЛО, обеспеченная каким угодно способом. Каким? Например, противолодочным катером в 350-400 тонн, с вооружением из одного бомбомёта, пары 324 мм торпедных аппаратов, четырёх наклонных ПУ ПЛУР, пары АК-630М, с компактной буксируемой, опускаемой и подкильной ГАС. Или с одной 76 мм артустановкой и одной Ак-630М (при сохранении остального оружия). Жертвуя корабельной ПВО, жертвуя наличием ПКР, и сокращая экипаж, получаем более дешёвое, чем корвет ПЛО решение – хоть и менее универсальное, с меньшей боевой устойчивостью. Или вообще торпедный катер тонн в 200, с одним бомбомётом, 324-мм торпедными аппаратами, тем же набором ГАС, одной АК-630М, сектором обстрела, близким к круговому, без ПЛУР, с ещё меньшим экипажем. Как он будет поражать подводные лодки? Передавать целеуказание на берег, где будет располагаться ПЛРК берегового базирования. В чём выхлоп? В том, что ПЛРК один на всю военно-морскую базу, и его для обеспечения выхода ударных кораблей и подлодок в море должно хватить. То есть катер как бы стреляет но не своими ракетами, а ракетами ПЛРК. Катеров много, ПЛРК один, но для одной или двух вражеских ПЛ его хватит.
На самом деле, не факт, что надо делать именно так – это лишь пример того, как дорогое решение – корвет ПЛО – заменяется дешёвым – катером. С минимальной (при условии полноценного прикрытия с воздуха) потерей эффективности при применении по основному предназначению. Но со значительной потерей универсальности – в охрану десантного отряда такой уже не поставить. Зато вместо восьмидесяти человек во главе с капитан-лейтенантом, мы «тратим» на такой катер где-то тридцать и старшего лейтенанта (например) в качестве командира.
Что ещё, кроме подобного упрощенчества, позволит «сэкономить» деньги и людей для сил, действующих в дальней морской и океанской зонах?
Универсализация. Приведём такой пример, как оборона узкости, например второго Курильского прохода. Вопросы ПВО пока не будем рассматривать – исходим из того, что его обеспечивает авиация. По идее, тут пригодились бы малые ракетные корабли, МРК. Но у нас с деньгами плохо, и поэтому вместо МРК там несколько ДЭПЛ с управляемыми торпедами. Они, сами по себе дороже, чем МРК, но мы их же применяем для стрельбы «Калибрами», их же задействуем в ПЛО Военно-морских баз, ими же атакуем надводные корабли противника, как торпедами, так и ракетами, ими же где-то высаживаем диверсантов – или подбираем их. Они применяются для решения очень разных и многочисленных задач. ДЭПЛ нам в любом случае покупать. Конечно, МРК с некоторыми из этих задач справился бы куда лучше, но выполнить все задачи ему не под силам. Но, у нас ведь бывают скоростные надводные и подводные цели, за которыми ДЭПЛ просто не угнаться, даже если не пытаться сохранить скрытность, так? Так, и их передают авиации – которую всё равно надо иметь. В минусе – потеря «опции» слежения оружием. Но её можно заменить авиаразведкой и готовыми к воздушной атаке силами авиации на земле – в ходе угрожаемого периода это дороже, чем послать МРК, а вот в остальное время – дешевле, потому, что и авиацию, и авиаразведку нужно иметь всё равно. Таким образом, в одном случае нам нужна ДЭПЛ, а в другом ДЭПЛ и МРК. Выбор очевиден.
Какие ещё могут быть трюки? Размещение подводных аппаратов-искателей мин, безэкипажных катеров с противоминными ГАС, и уничтожителей на основных боевых кораблях ДМиОЗ. На тех же фрегатах. Это несколько удорожает корабль, и раздувает штат БЧ-3. Но это удорожание и раздувание несравнимо с необходимостью иметь отдельный тральщик, даже небольшой.
Кстати, одно другому не мешает – тральщики и в этом случае нужны, просто их нужно меньше, и значительно. Что и является целью. На ВМБ, на которую базируются надводные корабли нужно будет куда меньше тральщиков, чем если бы ПМО осуществлялось бы только ими, держать крупные тральные силы надо будет только на базах подлодок.
И конечно, обеспечение манёвра силами и средствами. Например, как говорилось в статье про возрождение десантных сил, небольшие десантные корабли, вокруг которых надо строить десантные силы будущего, должны проходить по внутренним водным путям, так ,чтобы корабль из Чёрного моря мог бы попасть и в Каспийское, и в Балтийское, и в Белое моря. Тогда на три «европейских» флота и Каспийскую флотилию надо будет иметь меньше кораблей, а недостаток сил на одном или другом направлении компенсировать переброской подкреплений с другого.
И описанные выше боевые катера тоже должны проходить водными путями. А для их проводки в зимнее время, должно быть отработано инженерное (ледовая разведка рек, подрыв ледяного покрова с помощью взрывчатки) и ледокольное обеспечения.
Ещё одним способом снизить расходы на флот является заблаговременное формирование резервов. Во-первых, из кораблей, которые уже не нужны в боевом составе, но пока ещё хотя бы ограниченно боеспособны. Например, лёгкий крейсер «Михаил Кутузов» хоть и работает вышкой сотовой связи и музеем, но по факту числится в составе ВМФ как резервный корабль. Его боевая ценность, конечно, околонулевая, это просто пример того, что какие-то резервы у нас есть даже сейчас. На подходе, в следующей декаде, выход «на пенсию» «Сметливого», возможно каких-то малых кораблей, часть из которых, после восстановительного ремонта могла бы встать на консервацию. Также, имеет смысл обдумать возрождение практики моб.резерва из гражданских судов.
В настоящее время, благодаря программе Минпромторга «киль в обмен на квоты», происходит определёный ренессанс строительства рыболовных судов. Вполне возможно, в обмен на дополнительные субсидии, предусмотреть на них дополнительные средства связи и узлы для крепления съёмного, модульного оружия, обязав судовладельцев поддерживать это всё в исправном состоянии (что для них будет вполне выгодно в финансовом плане). И заранее иметь в виду, что в случае большой войны, вспомогательные задачи будут решать эти мобилизованные суда, и не строить их для флота специально, тратя деньги и формируя экипажи.
Но главное – перенос части функций на авиацию. К сожалению, самолёты не могут заменить корабли. У корабля есть возможность присутствовать в нужном районе неделями, для авиации такое присутствие оказывается немыслимо дорогим. Но часть задач ей всё же стоит перепоручить, хотя бы потому, что она может быть переброшена с ТВД на ТВД за сутки, что абсолютно невозможно для кораблей. А значит, вместо создания многочисленных морских сил на каждом из флотов, можно по очереди атаковать противника на разных ТВД одними и теми же самолётами, но с небольшой «сдвижкой» по времени.
Чем меньше денег, и, главное, людей, ушло на москитный флот, тем больше остаётся океанскому.
И последнее – и самое главное. Часть задач в БМЗ вполне может выполнять корабль ДМиОЗ. Так, если очень сильно прижмёт, то вести слежение оружием за противником может и фрегат, а не МРК. Это выглядит нерационально, но нам в этом случае нужен только фрегат, а в другом, фрегат и МРК, с соответствующим задействованием личного состава и расходами. Аналогичным образом, обеспечить развёртывание РПКСН и защитить их от вражеских АПЛ можно и фрегатами, не обязательно для этого строить корветы. Не всегда, но часто всё именно так.
Ещё раз, все приведённые выше примеры – просто демонстрация подхода.
Перечислим основные задачи ВМФ в прибрежной зоне:
— Противоминное обеспечение.
— Противолодочная оборона.
— Удары по надводным кораблям, в том числе из положения слежения.
— Противовоздушная оборона баз, районов развёртывания ПЛ и корабельных групп.
— Противодесантная оборона.
— Огневая поддержка десанта.
— Защита судоходства, охрана конвоев и десантных отрядов на переходе.
— Удары по берегу управляемым ракетным оружием и артиллерией.
— Постановка минных и сетевых заграждений.
В принципе, этот список можно продолжать долго, важен принцип.
Сначала, определяем, какие задачи из списка (каким бы длинным ни был этот список) может решить авиация, причём без ущерба для качества их выполнения. Эти задачи передаются авиации. Ведь её всё равно надо иметь.
Затем определяем, какие задачи из оставшихся могут решаться кораблями дальней морской зоны, которые временно будут действовать в ближней (например, фрегат, прикрывающий переход ПЛ из базы в Вилючинске в Охотское море, после завершения операции может быть использован в совсем других целях, в том числе и в ДМЗ), и сколько таких кораблей необходимо. Затем уже определяем, сколько нам остаётся иметь настоящих кораблей ближней морской зоны, и сколько из них могут быть упрощёнными – катерами, заменяющими корветы, или же вообще мобилизованными гражданскими судами.
Таким образом определится минимальное количество кораблей БМЗ разных типов, которые надо иметь ВМФ России, минимальное количество боевых катеров, действующей «с берега» авиации, модульного оружия для мобилизуемых судов, резервных кораблей и людей. И именно эти минимальные силы и должны быть созданы.
А все остальные задачи, даже в БМЗ, должны выполняться кораблями «от фрегата и выше», кораблями дальней морской и океанской зон, атомными подводными лодками и противолодочными самолётами дальнего радиуса действия. И именно на них должны быть израсходованы основные деньги. Потому, что фрегат или эсминец может бороться с подлодками у своей базы, а вот воевать за несколько тысяч миль от родных берегов для корвета в полторы тысячи тонн – задача сложная, если вообще решаемая.
Конечно, при строительстве новых кораблей надо будет проявить рациональные с точки экономики подходы, а где-то комбинировать задачи, например, чтобы десантный корабль был и транспортом одновременно и заменял собой два корабля.
Но главного это не отменяет.
Силы, способные действовать только в БМЗ в нашем флоте, безусловно, должны быть. Но делать ставку только на них, или развивать их экстенсивно, как делал СССР, будет фатальной ошибкой. Потому, что в этом случае именно на них уйдут все имеющиеся ресурсы, а для борьбы с противником в дальней морской зоне, где он собственно и будет находиться, и откуда он и будет наносить свои удары, ничего не останется, ничего не останется и на задачи мирного времени, на операции типа сирийской, на «проекцию статуса», как говорят американцы, или «демонстрацию флага», как до сих пор принято говорить у нас. На достижения стратегических целей России в мире.
А это неприемлемо.
И хотя совместить наличие сил для дальней морской и океанской зон, с оборонительными силами для ближней морской зоны сложно как технически, так и организационно, но это осуществимо. Просто надо верно расставить приоритеты, и проявить нестандартные подходы.
В конце концов, можно обороняться и по линии баз противника. Где бы они ни были.
