Предвоенный период службы крейсера «Новик» не был отмечен какими-то экстраординарными событиями. Завершив полный курс испытаний, «Новик» 18 мая 1902 г. прибыл в Кронштадт, а утром 14 сентября ушел на Дальний Восток. За эти 4 месяца, проведенных на Балтике, крейсер дважды участвовал в торжествах на Неве (спуск на воду «Орла» и «Князя Суворова»), был почтен вниманием венценосных особ – на борт поднимались император Николай II а также греческая королева Ольга Константиновна с сыном и братом, подвергался разного рода испытаниям и перебрал машины перед походом.
Сам поход также не изобиловал чем-то выдающимся, коней никто не гнал, наверное, было бы правильнее сказать, что крейсер ушел не на Дальний Восток, а в Средиземное море, где пробыл изрядно времени, и лишь потом уже двинулся в Порт-Артур. Выйдя из Кронштадта 14 сентября, «Новик» прошел Кильский канал только спустя неделю, а затем посетил множество мест: Кадис, Алжир, Неаполь, Пирей, потом ушел к Поросу, куда и прибыл только 19 ноября 1902 г. Там крейсер занялся боевой подготовкой, а равно и дожидался нового командира, Николая Оттовича фон Эссена, по прибытии которого снова вернулся в Пирей 5 декабря того же года. И лишь после того, как новоиспеченный командир представился греческой королеве Ольге, 11 декабря 1902 г., Н.О. фон Эссен вывел корабль в море, направив его в Порт-Саид – с этого момента, собственно, и начался переход на Дальний Восток, причем, по интересной случайности, день выхода совпал с днем рождения нового командира «Новика».
«Новик» у стенки Балтийского завода
Интересно сопоставить переход на Дальний Восток крейсера «Новик» с аналогичным походом бронепалубного крейсера «Варяг», состоявшимся буквально за год до этого: последний вышел из Пирея 6 декабря 1901 г. «Новик» прибыл в Порт-Артур 2 апреля 1903 г., «Варяг» — 25 февраля 1902 г., таким образом переход «Новика» занял 112 дней, а «Варяга» — 111 дней. Конечно, сравнивать возможности кораблей исходя из вышеприведенных цифр невозможно – им не ставилась задача прибыть в Порт-Артур как можно быстрее, и более того, давались различные задания, которые необходимо было выполнить по дороге. Так, «Варяг» произвел «круиз» по многим портам Персидского залива с целью демонстрации флага, а также заход в Нагасаки, что, конечно же, затянуло его поход. То же происходило и с «Новиком» — так, например, придя в Аден, крейсер занимался осмотром и описанием близлежащих к этому порту бухт, а ранее, в Джибути, задержался для участия в официальных мероприятиях. Но если описания похода «Варяга» изобилуют перечислением многочисленных ремонтов его энергетической установки, то про «Новик» ничего такого не говорится. Задержки «Новика» как правило носили иной характер: так, корабль прибыл в Манилу 9 марта 1903 г., а ушел из нее спустя 6 дней, 15 марта, но все это время «Новик» занимался боевой подготовкой. Крейсер простоял 2 недели в Джибути, но это было связано не только с политической необходимостью и официозом, но и с тем, что Н.И. фон Эссен не пожелал оставлять своего офицера, который сильно заболел (кровь шла горлом) до тех пор, пока он не был отправлен в Европу на первом же следовавшим туда пароходе.
При этом техническое состояние «Варяга» и «Новика» ко времени, когда эти корабли пришли в Порт-Артур, коренным образом различалось. Попытка дать на «Варяге» полный ход при переходе из Нагасаки в Артур привела к тому, что машины застучали на 20,5 узлах и скорость пришлось уменьшить до 10 узлов. Спустя три дня после прихода в Артур, «Варяг» вновь вышел в море, провел учебную стрельбу, попытался развить полный ход снова: стук и нагрев подшипников, разрывы нескольких трубок, а скорость так и не превысила 20 узлов. Итогом стал вывод корабля в вооруженный резерв и серьезный ремонт – увы, всего лишь первый в бесконечной их череде в Порт-Артуре.
А вот с «Новиком» все было совсем не так: через 11 дней после прихода в Артур он вышел на мерную милю для уничтожения девиации, 22 апреля ушел вместе с эскадрой в Дальний и там, на следующий день произвел прогрессивные испытания, в ходе которых скорость крейсера была доведена до 23,6 узлов. Вроде бы на фоне сдаточной скорости в 25,08 уз. этот результат совершенно не смотрится, но нельзя забывать, что свои 25 уз «Новик» показал в водоизмещении, близком к нормальному, в то время как на испытаниях в Порт-Артуре ходил в полном грузу или близко к этому. Во время сдаточных испытаний немцы загрузили крейсер так, что «Новик» даже получил небольшой дифферент на корму: осадка ахтерштевнем составляла 4,73 м, форштевнем – 4,65 м. Но в повседневной эксплуатации он, имея большее водоизмещение, сидел носом. Так, при переходе на Дальний Восток его осадка колебалась: кормой 4,8-4,9 м, носом – 5-5,15 м, а в военный период осадка достигала 4,95 и 5,3 м соответственно.
Таким образом, мы можем говорить о том, что на снижение скорости корабля в значительной (но увы, неизвестно в какой) степени повлиял рост водоизмещения и дифферент на нос, а вот механизмы, похоже, были в полном порядке. Ни о каких нареканиях на них в этот период времени автору неизвестно, да и последующие события говорят за себя. 23 сентября крейсер провел прогрессивные испытания на полный ход, затем – тренировался с эскадрой, после чего вместе с «Аскольдом» пошел во Владивосток, по пути продемонстрировав русский флаг в Мазанпо. 16-17 мая «Новик» везет генерал-адъютанта А.Н. Куропаткина в залив Посьета, 26 мая ушел с «Аскольдом» в Симоносеки, затем – в Кобе, 12-13 мая – в Нагасаки, после чего вернулся в Порт-Артур. Иными словами, крейсер сразу же принял самое деятельное участие в жизни Эскадры Тихого океана, неся службу при ней именно так, как это и было запланировано при его постройке.
Пожалуй, единственными недостатком конструкции являлась вибрация корпуса, возникающая на среднем ходу, по всей видимости, где-то в промежутке между 16 и 18 узлами. Но бороться с ней было просто – нужно было идти или быстрее, или медленнее некоего критического интервала, что могло доставлять определенные неудобства, но в целом критично не было.
Завершая сравнение технического состояния «Новика» с крейсером «Варяг», нельзя не отметить и такого анекдота. Как известно, споры о том, были ли перебиты рулевые приводы «Варяга» в ходе боя у Чемульпо, не утихают и по сию пору – мы сделали предположение, что перебитыми, либо просто вышедшими из строя оказались не сами рулевые приводы (японцы, осмотрев крейсер после подъема, утверждали, что с ними все в порядке), а приводы, ведущие от рулевой колонки в боевой рубке в центральный пост. Такое повреждение (отошли контакты, например), по нашему мнению, вполне могло произойти в результате близкого разрыва тяжелого снаряда.
Ну а «Новику» никакого вражеского снаряда не понадобилось – в ходе одной из учебных стрельб, выполненных им во время перехода на Дальний Восток, выстрелы носового орудия, развернутого на 125 град. в корму, привели к тому, что проходившие в бронетрубе проводы электрического привода руля… порвались. Впоследствии эту неисправность удалось исправить силами экипажа: к сожалению, нет сведений о том, сколько времени это заняло.
Еще одна неприятность технического характера произошла с крейсером 24 сентября 1903 г. в Порт-Артуре, когда, под воздействием штормовой погоды, «Новик», стоя на якоре, навалился носом на корму минного транспорта «Амур». Однако повреждения оказались настолько невелики, что были исправлены судовыми средствами, так что уже 25 сентября корабль совершил переход на Талиенванский рейд, а 26-28 сентября «сбегал» в Чемульпо, посмотреть, есть ли там японские корабли.
«Новик» на Дальнем Востоке
В целом же можно констатировать, что по прибытии на Дальний Восток «Новик» по своему техническому состоянию был вполне боеспособен. Его боевая подготовка, благодаря Н.О. фон Эссену, достаточно интенсивно тренировавшему экипаж во время перехода в Порт-Артур, находилась на вполне приемлемом уровне, который, конечно же, только вырос в ходе дальнейших совместных маневров с кораблями эскадры. Разумеется, досрочное окончание боевой подготовки в связи с объявленным Наместником смотром и последовавшим за ним вооруженным резервом негативно сказались на боеспособности крейсера. Но нет ни малейших оснований считать, что к моменту начала русско-японской войны боевая подготовка «Новика» хоть в чем-то уступала другим кораблям эскадры.
Начало войны – минная атака в ночь на 27 января 1904 г.
Будучи быстроходным крейсером 2-го ранга, «Новик» мог бы сыграть значительную роль в отражении минной атаки, состоявшейся в ночь на 27 января, но по объективным причинам не имел возможности этого сделать. Как известно, офицеров эскадры и вице-адмирала О.В. Старка старательно убеждали в том, что войны в ближайшее время не предвидится, предупредительные меры были приняты лишь частично. «Новик» располагался, пожалуй, в самом малоудачном для отражения атаки месте: он стоял на якоре практически на входе с внешнего рейда на внутренний. Таким образом крейсер фактически оказался отгорожен от атакующих японских миноносцев почти всеми кораблями эскадры: в результате даже начало стрельбы на «Новике» многие не услышали. В своих мемуарах лейтенант А.П. Штер, находившийся в это время на вахте, описывает события этой ночи так:
«26 января я стоял на вахте с 12 до 4 часов ночи; при первом выстреле я приказал находившемуся около меня барабанщику пробить на всякий случай тревогу, командир и офицеры с недоумением выбежали наверх, не понимая, с чего это я вздумал шуметь по ночам. Услыхав выстрелы, командир распорядился развести пары, так что когда начальник эскадры дал нам об этом сигнал, пары были уже готовы и мы снялись с якоря преследовать неприятеля, но его уже и след простыл».
Пожалуй, на самом деле с парами все обстояло немного по другому: конечно же Н.О. фон Эссен немедленно отдал приказ об их разведении сразу, как стало ясно, что на эскадру напали, и, очевидно, к этому на крейсере приступили сразу после 23.45 26 января, когда состоялась «побудка». Но развести пары в шести котлах сумели только в 01.05, то есть чуть больше, чем через час, а к этому времени вице-адмирал О.В. Старк дал уже два сигнала на «Новик». Первый из них на флагманском броненосце подняли в 00.10, командующий приказал разводить пары, второй – в 00.35: «Проворнее разводить пары, сняться с якоря и преследовать вражеские миноносцы». Как видим, «Новик» смог выполнить это указание только спустя полчаса. Конечно, и это было намного быстрее, чем если бы на «Новике» не стали разводить паров сразу, а дожидались бы распоряжений командующего, но все же к моменту получения приказа крейсер не мог дать ход. Однако именно «Новик» первым отправился в погоню за неприятелем.
Все же в 01.05 крейсер дал ход, а уже спустя 20 минут на нем были замечены 4 японских миноносца. Шансов их догнать у «Новика» не было ни малейших, потому что пары удалось поднять не во всех котлах, но все-таки Н.О. фон Эссен погнался за ними, надеясь на то, что какой-нибудь из миноносцев подбит в ходе атаки и не может развить полной скорости. Один за другим на крейсере ввели в действие еще 5 котлов, в том числе в 01.25 – 2 котла и в 02.00 остальные три, но все же в 02.35, спустя час погони, японские миноносцы оторвались от «Новика». Смысла их преследовать и далее уже не было никакого, и фон Эссен повернул обратно к эскадре, к которой и вернулся в 03.35, не нанеся никакого ущерба неприятелю и не претерпев такового сам – только в двух котлах, от срочного их разведения, полопались водомерные стекла. В 05.45 «Победа» и «Диана» вновь открыли огонь, полагая, что подверглись очередной атаке миноносцев, но к этому времени японцы уже ушли. Тем не менее «Новик» снова вышел в море и, никого там не обнаружив, вернулся в 06.28 обратно на внешний рейд.
Бой 27 января 1904 г.
Общий ход этого боя описан нами в статье «Бой 27 января 1904 г при Порт-Артуре: сражение упущенных возможностей», и мы не будем повторяться, за исключением, пожалуй, только некоторых нюансов. Первыми к русской эскадре вышел 3-й боевой отряд — крейсера контр-адмирала Дэва, в задачу которого входила разведка и оценка повреждений, которые русская эскадра получила в ходе ночной минной атаки. Кроме того, при удаче, «Читосе», «Касаги», «Такасаго» и «Иосино» должны были увлечь русские корабли к югу от Энкаунтер Рок, с тем чтобы главные силы Х. Того могли бы отрезать их от Порт-Артура и уничтожить.
Что произошло дальше – не совсем ясно, есть свидетельства, что после того, как японцы были замечены на русских кораблях, на флагмане подняли сигнал «Крейсерам атаковать неприятеля», но возможно, этого не было. Возможно также, что с «Новика» просили разрешение командующего эскадрой атаковать неприятеля, но это, опять же, не точно. Достоверно известно лишь то, что «Баян» и «Аскольд» пошли на крейсера Дэвы, но спустя четверть часа были отозваны назад – вице-адмирал О.В. Старк решил идти в погоню за ними всей эскадрой.
В 08.15 утра «Новик» дал ход и пошел за японцами, находясь на правом траверзе флагманского «Петропавловска» — погоня продолжалась час, затем эскадра повернула назад и в 10.00 снова встала на якорь на прежнем месте. При этом О.В. Старк оставил крейсера, в том числе и «Новик» при эскадре, направив на разведку одного «Боярина», который и обнаружил главные силы неприятеля.
Бронепалубный крейсер «Боярин»
В 10.50 флагман сигналом приказал крейсерам 1-го ранга идти на помощь «Боярину», на «Новик» передали семафором: «Идти на подкрепление к «Боярину», не удаляться из района действий крепости». Как раз в это время силы японцев оказались достаточно хорошо видны: на «Новике» их опознали как 6 эскадренных броненосцев, 6 броненосных крейсеров и 4 бронепалубных крейсера 2-го класса. Здесь в наблюдения наших моряков вкралась ошибка – броненосных крейсеров было только 5, так как «Асама» в это время находился в Чемульпо.
Далее в источниках обычно следует описание сближения «Новика» с «Микасой», но мы прервемся с тем, чтобы обратить внимание уважаемых читателей на один интересный нюанс, который зачастую упускается из виду. Дело в том, что в момент появления главных японских сил вице-адмирал О.В. Старк отсутствовал на эскадре, так как был вызван к себе наместником Е.И. Алексеевым. Приказы крейсерам передавались по инициативе командира броненосца «Петропавловск» А.А. Эбергарда, который, кроме того, распорядился и всей эскадре сняться с якоря. Было совершенно ясно, что, оставшись на якорях, эскадра может подвергнуться чудовищному разгрому, так что А.А. Эбергард решил действовать на свой страх и риск и повел корабли в бой, хотя не имел на это никакого права. Дело в том, что согласно устава, флаг-капитан в отсутствие адмирала мог вступить в командование эскадрой, но лишь в мирное время, а бой 27 января 1904 г., очевидно, таковым не являлся. В бою же командование должен был принять младший флагман, но лишь в том случае, что начальник эскадры будет ранен или убит, а О.В. Старк был жив и совершенно здоров. В итоге получалось так, что неприятель приближался, а командовать эскадрой никто из находящихся на ней офицеров не имел права. Очевидно, что ситуацию, при которой адмирал во время боя окажется где-то в другом месте, а не на кораблях вверенной ему эскадры, составители морского устава сочли оксюмороном и они ее не регламентировали.
Так вот, на «Новике» (как, впрочем, и на «Баяне» с «Аскольдом») настроения командиров были таковы, что они выполнили приказ, который, строго говоря, был для них ничтожным, поскольку командир «Петропавловска» не имел права им его отдавать. Но дальше было еще интереснее – понятно, что Е.И. Алексеев никак не мог допустить, чтобы эскадру вел в бой капитан 1-го ранга, так что он распорядился прекратить съемку с якоря до возвращения О. В. Старка на свой флагман. Соответственно, на «Петропавловске» вынуждены были поднять в 11.10 «Броненосцам сняться с якоря всем вдруг отменяется» и спустя еще 2 минуты: «Остаться на месте».
Последний приказ очевидно распространялся и на крейсера эскадры, но вот тут капитанов 1-го ранга Грамматчикова («Аскольд»), Вирена («Баян») и фон Эссена («Новик») в очередной раз поразил недуг. Двадцатью минутами назад они внезапно утратили память настолько, что совершенно забыли устав и ринулись в бой, выполняя приказ человека, не имеющего права его отдавать. Теперь же всех троих столь же внезапно поразила слепота, так что никто из них не увидел сигнала, отменяющего атаку.
«Новик» пошел прямо на «Микасу» — с одной стороны, такой рывок небольшого крейсера, совершенно не предназначенного для эскадренного боя, выглядит чистым самоубийством, но у фон Эссена были все резоны поступить именно так. Понимая, что эскадре нужно время для того, чтобы дождаться возвращения командующего, сняться с якоря и выстроиться в боевой порядок, все, что мог сделать Николай Оттович – это постараться отвлечь японцев на себя. Разумеется, бронирование «Новика» совершенно не защищало от тяжелых 203-305-мм японских снарядов, да и 152-мм могли наделать дел, но фон Эссен сделал ставку на скорость и маневр. В своем рапорте он так описывал свою тактику:
«Повернув вправо, и дав машинам 135 оборотов (22 узла хода), пошел на головной корабль неприятеля («Микаса»), имея ввиду, что благодаря такому движению крейсер представляет собой наименьшую цель неприятелю, быстрота же передвижения цели затрудняет ему пристрелку; кроме того, находясь на правом фланге своей эскадры, я не мешал ей в съемке с якоря и маневрировании».
«Новик» пошел прямо на «Микасу», и сблизился с ней на 17 кабельтов, затем развернулся и, разорвав дистанцию до 27 кабельтов, вновь повернул на японский флагман. В это время по крейсеру велся интенсивный огонь, однако прямых попаданий не было, только осколки повредили барказ и шестерку (шлюпки) и раздробили вельбот. Кроме того, отмечено было два осколочных попадания в среднюю трубу корабля, в которой впоследствии обнаружили две дыры площадью 2 и 5 дюймов (5 и 12,5 кв.см.). Затем «Новик» снова сблизился с «Микасой», теперь уже на 15 кабельтов и вновь повернул назад, но в момент поворота получил попадание крупнокалиберным снарядом, считается, что это был 203-мм. Снаряд угодил в крейсер примерно в 11.40, то есть «Новик» к моменту попадания японцев уже полчаса «танцевал» перед всей их линией боевых кораблей.
В результате корабль получил пробоину в правый борт чуть ниже ватерлинии площадью 1,84 кв.м. и другие тяжелые повреждения – хотя в описании последних в источниках имеются некоторые расхождения. Так, Н.И. фон Эссен в своем рапорте дал следующее описание:
«Разорвавшимся снарядом совершенно сожгло и уничтожило каюту №5 и через получившееся отверстие величиною в 18 квад. футов показалась в кают-компании вода, наполнившая в то же время надброневые отсеки правого борта: сухарное отделение и отделение под помещением командира. Вместе с тем было обнаружено, что в рулевое отделение хлынула вода, почему все люди выскочили оттуда, задраив за собою выходную горловину».
Но в то же время в памятной записке о бое 27 января 1904 г., вложенной в письмо супруге, Николай Оттович указал несколько иное – что снаряд угодил непосредственно в кают-компанию, и что в результате этого попадания оказались разрушены каюты трех офицеров, а также пробил броневую палубу, отчего, собственно, и было затоплено рулевое отделение.
По всей видимости, все же, наиболее достоверным является изложение повреждений «Новика», приведенное в официальном труде «Русско-японская война 1904—1905 гг.», так как можно предположить, что писавшая его комиссия детально ознакомилась с соответствующими отчетами о ремонтных работах на крейсере. В ней утверждается, что корабль получил пробоину, распространившуюся на 4 листа обшивки вплоть до броневой палубы – последняя, однако, полностью выполнила свою функцию и пробита не была. Однако в результате разрыва снаряда оказался поврежден кингстон патронного погреба, находившегося на расстоянии менее 2 метров от пробоины, в результате чего в рулевое отделение и поступила вода, полностью его затопив.
То самое повреждение «Новика». Фотография сделана во время ремонта крейсера в сухом доке
Почему это важно? Дело в том, что в большинстве источников утверждается, что в «Новик» попал крупнокалиберный снаряд, не менее чем восьмидюймовый. В то же время характер повреждений свидетельствует, скорее, о снаряде 120-152-мм калибра – вспомним, что попадание ниже ватерлинии в эскадренный броненосец «Ретвизан» 120-мм снаряда привело к образованию пробоины площадью 2,1 кв.м., то есть даже больше, чем у «Новика». В то же время, восьмидюймовый снаряд должен был бы оставить после себя более значимое повреждение: так, попадание в палубу «Варяга» 203-мм снаряда привело к образованию пробоины в 4,7 кв.м. Так вот в случае, если бы у «Новика» оказалась пробита броня, то следовало бы безоговорочно принять, что в крейсер попал 203-мм снаряд, потому что вряд ли 152-мм бронебойный был способен «осилить» 50-мм броневой скос, даже на тех малых дистанциях, на которых шел бой, а вот 203-мм это было вполне по силам. Но, по всей видимости, броня побита не была, так что нельзя исключить, что в «Новик» попал шестидюймовый снаряд с одного из броненосцев или броненосных крейсеров японцев. Опровергнуть такую гипотезу могли бы данные об осколках снаряда, если таковые были обнаружены и исследованы, и по ним же был восстановлен калибр снаряда, но такого свидетельства автору настоящей статьи не попадалось.
В целом же наиболее достоверное описание повреждений, по всей видимости, представлено в официальном источнике «Русско-японская война 1904—1905 гг.». Пробоина между 153 и 155 шпангоутами площадью «около 20 кв. футов» (1,86 кв.м.), верхняя кромка которой находилась чуть выше ватерлинии, залиты рулевое и сухарное отделения и отделение под помещением командира, одна каюта уничтожена, вторая – повреждена, осколками побило дуло и щит 120-мм орудия №3, которое, впрочем, при этом полностью сохранило боеспособность. Вероятно, осколком этого же снаряда вызвана и единственная человеческая потеря на «Новике» — был смертельно ранен комендор 47-мм орудия Илья Бобров, который в тот же день скончался.
В результате попадания корабль принял 120 т воды, получив серьезный дифферент на корму, а кроме того, хотя рулевое управление и продолжало действовать, оно могло выйти из строя во всякий момент, и Н.О. фон Эссен принял решение вывести корабль из боя. Это было совершенно правильно: как мы уже говорили, попадание в «Новик» случилось примерно в 11.40, в тот момент, когда крейсер разворачивался, чтобы разорвать дистанцию до японцев, а через каких-то 5 минут после этого «Микаса» отвернул от Порт-Артура в море – пытаться атаковать его и далее уже не имело большого смысла, так как русской эскадре удалось сняться с якорей и составить боевой порядок. Отвлекать на себя внимание японцев было важно, пока наша эскадра еще не построилась, но теперь подобные действия, да еще и на поврежденном крейсере очевидно являлись чрезмерным риском.
Так что фон Эссен приказал отступить, и в 11.50 крейсер встал на якорь на своем месте на внешнем рейде. К тому времени удалось подвести пластырь, но откачать воду не получалось, потому что клапан, с помощью которого можно было спустить воду в трюм, чтобы ее оттуда выкачали помпы, находился как раз в затопленном рулевом отделении, куда проникнуть было нельзя. В связи с этим Николай Оттович запросил у начальника эскадры разрешения войти во внутреннюю гавань, которое было дано. Конечно же, решительные и храбрые действия малого крейсера не могли не вызвать восхищения и душевного подъёма среди наблюдавших и участвовавших в бою людей, так что возвращение это стало для «Новика» триумфальным. Вот как его описал в своих мемуарах лейтенант А.П. Штер:
«Когда «Новик» с гимном возвращался в гавань после боя, отовсюду неслись приветные клики, в особенности с береговых батарей, откуда все действия обоих флотов были видны, как на ладони. По рассказам этих очевидцев, «Новик» настолько близко подходил к неприятельской эскадре, сравнительно с остальными судами, что предположили с нашей стороны минную атаку. Воображение зрителей настолько разыгралось, что они готовы были присягнуть, что видели, как один из неприятельских крейсеров перевернулся».
Настроения на самом крейсере после боя… пожалуй, лучше всего описал все тот же А.П. Штер:
«Вольнонаемный капельмейстер нашего оркестра до такой степени увлекся войной, что категорически отказался уходить с «Новика», а просил на следующий раз выдать ему ружье, должно быть, вместо дирижерской палочки».
Попытаемся разобраться, какие повреждения нанес «Новик» неприятельскому флоту – надо сказать, что сделать это не так-то легко.
Всего в том бою участвовало три русских корабля, вооруженных 120-мм артиллерией, это бронепалубные крейсера «Боярин», «Новик», а также транспорт «Ангара». Увы, достоверный расход снарядов известен только для «Новика» — его комендоры выпустили по противнику 105 120-мм снарядов. Про «Боярина» известно только то, что, обнаружив главные силы японцев, он развернулся, и, возвращаясь к стоящей на внешнем рейде эскадре, трижды выстрелил в японцев из кормовой 120-мм пушки, причем не столько для того, чтобы попасть (дистанция превышала 40 кабельтов), сколько с тем, чтобы привлечь внимание и предупредить эскадру о приближении главных сил неприятеля. Затем командир «Боярина» не желая подвергать свой крейсер опасности, «спрятал» его за левым флангом русской эскадры, где тот совершал постоянные циркуляции с тем, чтобы, оставаясь на месте, не представлять для японцев лакомой цели, и в конце концов вступил в кильватер прошедшему мимо него «Аскольду». При этом расстояния до японцев были весьма велики, и «Боярин» вел редкий огонь, но, увы, сведений о расходе боеприпасов с этого крейсера нет.
Что же до транспорта «Ангара», то здесь данные расходятся. В вахтенном журнале корабля отмечен расход 27 120-мм снарядов, однако в рапорте командир «Ангары» почему-то указал иную цифру – 60 снарядов этого калибра, и какая из них верна – сказать затруднительно. Все же составители «Русско-японская война 1904—1905 гг.» приняли расход снарядов по вахтенному журналу, то есть 27 – вероятно, у них были какие-то дополнительные сведения, позволяющие убедиться в достоверности именно этой цифры.
Японцы в описании повреждений своих кораблей, полученных в бою 27 января 1904 г., указали три попадания 120-мм снарядами. Одно из них получил «Микаса» — снаряд оставил выбоину на юте, в районе левого борта корабля. Еще два попадания получил «Хатсусе», одно из которых пришлось в артиллерийский щит, а второе – в адмиральский салон, причем снаряд разорвался, ударившись о переборку спальни.
В меру своих скромных сил автор старается «не подыгрывать» описываемых им кораблям, но, исходя из вышесказанного, можно предположить, что все три указанных попадания достигнуты артиллеристами «Новика». И «Боярин», и «Ангара» вели огонь с существенно большей дистанции, нежели «Новик», кроме того, «Ангара» израсходовала совсем немного снарядов, да и «Боярин», по всей видимости, тоже. При этом, согласно «Русско-японской войне 1904—1905 гг.» первые свои выстрелы «Боярин» сделал не по броненосцам, а по крейсерам японцев. Может удивить лишь то, что во всех описаниях боя «Новик» атаковал «Микасу», и как же тогда два его снаряда могли поразить «Хатсусе», шедшего последним в строю броненосцев? Однако же тут нет никакого противоречия: дело в том, что «Новик», то атакуя, то отступая от японского флагмана, очевидно мог стрелять по нему лишь из одного-двух носовых (при отступлении – кормовых) 120-мм орудий, остальным же не позволяло делать то же самое ограничения углов обстрела. Но не сидеть же без дела комендорам, и они наверняка обстреливали другие цели, по которым могли наводить свои орудия.
А вот что касается минной атаки, то ее, по всей видимости, не было. На желание Н.О. фон Эссена выйти в торпедную атаку указывал в своих мемуарах служивший на «Новике» С. П. Бурачек, но дело в том, что, во-первых, эти свои воспоминания он писал спустя примерно полвека от описываемых событий, а за такое время (и в таком возрасте) человеческая память может выделывать разные штуки. А во-вторых, С.П. Бурачек в качестве обоснования приводит слова Николая Оттовича: «Приготовить торпедные аппараты. Я иду в атаку!» — однако, строго говоря, в них нет прямого доказательства того, что фон Эссен задумал именно минную атаку. Их можно понимать и так, что командир «Новика» распорядился зарядить торпедные аппараты в надежде на то, что во время задуманной им атаки ему может представиться шанс их применить. Опять же, напомним, что дальность хода 381-мм «самодвижущейся мины» «Новика» составляла всего только 900 м, или чуть менее 5 кабельтовых, и совершенно невозможно представить, чтобы Н.И. фон Эссен мог рассчитывать на то, чтобы подвести свой крейсер так близко к флагману японцев.
Еще о применении мин «Новиком» писали японцы, утверждавшие в своей официальной истории, что крейсер выпустил-таки торпеду, прошедшую прямо под носом у «Ивате». Как мы понимаем, этого быть не могло – несмотря на то, что «Новик» среди прочих русских кораблей подходил ближе всего к японцам, но и он не приближался на расстояние менее 15 кабельтов до «Микасы», а до «Ивате», конечно, было еще дальше. Но даже 15 кабельтов втрое превышало дальность стрельбы торпед «Новика» — и это не считая того, что Н.О. фон Эссен никогда не упоминал о минной атаке и нигде на сообщал об истраченной мине.
В целом же можно констатировать, что «Новик» провел бой образцово – атакуя японский флагман, он старался отвлечь огонь на себя в самый трудный для нашей эскадры момент, а проявленную им храбрость отметили даже японцы. При этом, очевидно, что какой-то урон противнику ему все же удалось нанести. Даже если гипотеза автора о том, что все три попавшие в японские корабли снаряды калибром 120 мм «прилетели» с «Новика» неверна, все же совершенно невозможно предположить, что попадали «Ангара» и «Боярин», а с «Новика» не было ни одного попадания. Но всего лишь один удар, причем – не исключено даже, что снарядом калибра 152-мм, привел к серьезным повреждениям корабля и вынудил Н.О. фон Эссена вывести крейсер из боя.
Продолжение следует...
